Археографическая экспедиция к федосеевцам

В своей многолетней работе коллектив нижегородских исследователей руководствуется неписаным правилом: изучать народную культуру и литературу в неразрывной связи с той средой, которая ее породила. На духовную и книжную культуру старообрядцев, естественно, накладывают отпечаток и конфессиональные особенности, и история общины, а также личность ее лидера. Догматика и этика старообрядцев сказываются на устойчивости таких социальных институтов, как странноприимство, учительство, традиции престольного праздника и раздачи милостыни. Репертуар произведений в старообрядческих сборниках
и библиотеках, репертуар фольклорных жанров также находятся в тесной зависимости от особенностей общины.
Выбранный исследователями регион Нижегородской области отличается сложным конфессиональным составом населения.
На территории трех соседних районов — Уренского, Шахунского и Тонкинского — проживают старообрядцы различных согласий, как признающих священство, так и беспоповских.
Кроме спасовцев беспоповцы представлены в регионе филипповцами и тремя ветвями федосеевского согласия. Пристальное внимание исследователей было обращено в первую очередь на Тонкинский район, ставший колыбелью и для беспоповских общин Шахунского района. Население крупных сел Тонкинского района традиционно принадлежало к согласию федосеевцев (Бердники, Двоеглазово, Аверино, Худобабково и др.), это согласие и сейчас является самым многочисленным.
Федосеевское согласие представлено здесь тремя ветвями: московской, казанской («крепкий соглас») и ветвью филимоновцев. Представители всех трех согласий федосеевцев говорят о себе: «Мы однокупельники — все одинакие». Переход из одного «согласа» в другой не требует перекрещивания.
Вопрос о генезисе согласий тонкинских федосеевцев остается открытым и требует детального рассмотрения с привлечением рукописных, документальных и архивных свидетельств. В ходе экспедиции не раз приходилось слышать о соборах
и полемических беседах, которые происходили в Тонкинском районе до 1960-х. Респонденты указывали на существование рукописных тетрадей с тематическими выписками и полемическими сочинениями старообрядцев (некоторые из них были получены в дар, кое-что позволили отксерокопировать).
Самое многочисленное из трех согласий федосеевцев — московское. Нечасто в Нижегородском крае исследователям встречаются активно действующие общины беспоповцев, насчитывающие по 40—50 прихожан. При этом нужно отметить, что конфессиональные особенности федосеевцев не позволяют принимать в «братию» единоверцев, состоящих в браке. Обязанности по ведению службы в «молевной» обычно возлагаются на уставщиц и «грамотеек», однако фактически общины возглавляются «духовными отцами», среди которых встретился лишь один старец — несколько лет назад приняли решение благословлять «на отечество» женщин. Федосеевцы стремятся не поручать одному духовнику более 20 прихожан, справедливо полагая, что ему будет трудно справляться с обязанностями.
Иерархическая структура федосеевской общины нагляднее всего проявляется в своеобразном местничестве за праздничным столом. Во главе стола размещаются «духовные отцы» (на самом почетном месте — «отец», приглашенный для ведения праздника из другой общины), далее рассаживаются «уставщики», «головщицы», «грамотейки», за ними — усердные прихожане, прочая «братия». Присутствие за общим столом с «христианскими» полумирских и мирских не допускается. Но их обязательно пригласят к столу после «братии» и накормят из мирской посуды. После того как отобедала «братия», в трапезной кормят всех желающих односельчан — и «разноверных», и некрещеных.
В крупных селах (Бердники, Мартяхино) свято сохраняется традиция устраивать в престольный праздник «десятошный обед»,
на который собирают продукты всей общиной. Для установления престольного праздника в здешних селах выбирался день крупного бедствия — пожара, мора. Праздник, приходившийся на день бедствия, становился «обещанным» днем. С традицией «десятошного обеда» расстаются нелегко, веря, что неисполнение обета чревато Божьей карой. Трепетное отношение
к престольному празднику передается даже светским властям. Приключившийся 25 июля 1996 г. крупный пожар на зерновом складе в Бердниках правление колхоза напрямую «поставило в вину» общине, которая не собрала «десятошный обед»
на Казанскую. Колхоз даже обещал впредь, во избежание бедствий, помогать общине продуктами.
Меню «десятошного обеда» устойчиво во всех федосеевских общинах (с ним очень сходен и поминальный обед) и значительно отличается от престольного обеда беглопоповцев соседнего Уренского района (3). Главное и принципиальное отличие: федосеевцы никогда не готовят на обед мясное блюдо — ни в пост, ни в мясоед. Обычая этого строго придерживаются и в семье — мясо на обед не подают. «Духовные отцы» навсегда отказываются от мясной пищи.
Раздача милостыни, обычно происходящая на престольном празднике и на поминках, отличается у федосеевцев столь
же строгой регламентацией. Во-первых, милостыня рассматривается как плата за моленье (которую «и Богородица принимала»)
и раздается только молельщикам-«христианским». Во-вторых, строго определен круг предметов, которыми можно подать милостыню, и лиц, от которых ее можно принять. К тому же у федосеевцев зафиксирован развернутый ритуал подачи милостыни, включая и тайную.
Во время крестного хода по деревне у федосеевцев нами не было отмечено обычая «ложиться под благословляющую икону»[*], как это принято у беглопоповцев и спасовцев Уренского района (беглопоповцы и спасовцы «ложатся под икону» по три раза, веря в целебную силу этого обычая).
У федосеевцев и на праздничной службе, и на панихидах ярко проявляется соборность: для проведения служб и треб в одно село съезжаются по 10—15 прихожан, а также «духовные отцы» из других сел. Между тесно связанными друг с другом сельскими федосеевскими общинами существует преемственность в обучении и поставлении «духовных отцов». Все вопросы, связанные
с духовным строительством, решаются также с привлечением авторитетных лидеров из других общин. Во всех общинах дают сходное объяснение обычаям и обрядам, суевериям и приметам. Круг чтения, любимые темы и цитаты у федосеевцев из разных сел общие. Более подробный анализ этого явления представлен в статье Е.С. Клочковой (4). Укажем лишь на некоторые факторы, способствовавшие сохранению подобной централизованной структуры беспоповских общин.
Активные межрегиональные связи оказали в прошлом значительное воздействие на становление федосеевских общин
в Тонкинском районе и развитую здесь традицию обучения. Респонденты вспоминали, как на рубеже веков в Астрахань
в федосеевский монастырь отправлялись для обучения грамоте и солевому пению 12 отроков из разных сел. Этот факт говорит
о сильном централизующем начале, имевшемся тогда у тонкинских федосеевцев. Фундамент будущих общин закладывала организация обучения. Среди центров обучения информанты называли также Казань, Козмодемьянск, Москву. При этом указывалось, что учились дети на средства благотворителей (в Казани — на средства некоей Шамихи, в Козмодемьянске —
на средства купца Клусова). Точно сказать, в какие годы отправлялись из Тонкина ученики, сложно, известно лишь, что для некоторых курс обучения длился 7—10 лет. Зная годы жизни наиболее выдающихся из них, гипотетически можно определить период с 1890-го по 1910 год.
Среди получивших образование в федосеевских монастырях было несколько ярких личностей, чье влияние на культурную среду федосеевцев сказывается и по сей день. Это Егор Наумович, бывший «духовным отцом» московской общины в с. Тонкино (род. ок. 1895—1897 гг., ум. ок. 1988 г.). Он семь лет учился в Астрахани и любил хвалиться, что «здесь по грамотности, по знанию нет мне равных». Был обладателем обширнейшей библиотеки, обучал детей в д. М. Ларионово. Влияние Егора Наумовича сказалось, например, в том, что многие тонкинские федосеевцы перестали петь духовные стихи — стихи он считал «самопридуманными».
По наблюдению Е.А. Бучилиной, многочисленные рукописные и печатные стиховники в библиотеках федосеевцев свидетельствуют о былой распространенности этого жанра. Наиболее сохранна исполнительская традиция у старшего поколения казанских федосеевцев — они помнят архаичные варианты исполнения, могут петь стихиры и духовные стихи по солям. Вероятно, влияние Егора Наумовича распространялось лишь на московских федосеевцев.
В каждой деревне с уважением называли имена братьев Артемия и Григория Крестьяниновых из с. Б. Устинское. Получив блестящее образование в Астрахани, они стали просветителями и учителями в тонкинских деревнях. Ученики Григория Осиповича, умершего в 1963 г. в возрасте 90 лет, отзываются о его необыкновенном даре общаться с детьми. Речь его была усыпана прибаутками и поговорками, которые до сих пор вспоминают в Двоеглазове. Своим маленьким ученикам Григорий Осипович дарил рукописные книжечки, каноны отдельным святым. Он умел и любил петь духовные стихи.
Известны братья Крестьяниновы и как грамотные полемисты, участники соборов, происходивших в Бердниках, Вае, Двоеглазове в 1920—1960 гг. На соборы приглашались грамотеи — иноки из Астрахани и Казани, приезжали полемисты из Тушки и Нолинска. Крестьяниновы располагали богатой библиотекой, тщательно готовились к полемике, делали тематические выписки в тетради — «Григорий Осипович на соборах говорил, а Артемий ему книжку подавал». (Между тем братья принадлежали к разным согласиям федосеевцев: Григорий — к московскому, Артемий — к казанскому.)
Как один из самых ярких соборов с участием Крестьяниновых вспоминают федосеевцы спор с «подпольниками», происходивший в Бердниках в 1920-х. Бердниковцы вспоминали, как в десятые-двадцатые годы нашего века жили скрытно и замкнуто
в Бердниках несколько «подпольников, фальшивомонетчиков», к себе никого не пускали, имели подземный ход и сманивали безвозвратно в свою секту некоторых федосеевцев. Поговаривали также, что больным единоверцам своим они помогали уйти
из жизни. Приходили, однако, на споры в моленную, где самый активный спорщик заявлял, что ему бы «только с Троцким спорить». Потом «подпольники съехали» в г. Курган. Вероятнее всего, они принадлежали к старообрядческому согласию бегунов-странников.
Наряду с полемистами из астраханского федосеевского монастыря возвращались мастера солевого пения. Среди выдающихся астраханских учеников называют Даниила Федоровича из Худобабкова, Никифора Ивановича и Ульяну Ивановну
из д. Б. Аверино. Большинство современных «солевых» федосеевцев получили свои знания от них.
Однако среди тонкинских федосеевцев нет единого взгляда на солевое пение: «Солевое пение было завезено астраханскими учителями, в Мартяхине его не признают», «солевому пению места нет в храме Божьем, когда поют по маханью руки,
по движению тела. Это из Греции был завезен обряд». Солевое пение признавалось не во всех деревнях: в Вае противником солевого пения был «духовный отец» Исидор Андрианович, который объяснял, что и в Казани, и в Астрахани не везде поют
по солям. Видимо, отношение к знаменному пению определялось в наибольшей степени духовным лидером общины. Сейчас солевое пение больше распространено у казанских федосеевцев. Филимоновцы по солям не поют, только по гласам.
Большинство нынешних духовных лидеров общин (средний возраст которых 80 лет) получили знания от предыдущего поколения грамотеев, обучавшихся в Астрахани. Многие из них продолжают традицию обучения славянской грамоте и солевому пению
и сейчас, применяя традиционные методики: сначала учат по Азбуке буквам, слогам, словам под титлом, затем читают Псалтирь, Часовник, Шестоднев, Четьи Минеи. Большинство их учеников — приходящие в братию пенсионеры со светским образованием: бухгалтеры, экономисты, учителя. В последнее время стали обучать славянской грамоте и некоторых детей. Проблема состоит
в том, что «христианских», «незамирщенных» детей в общинах сейчас нет. Старшие поколения «сохраняли в христианской посуде» своих детей хотя бы до школы. Возрождение традиции мы могли наблюдать в филимоновской общине с. Б. Устинское. Наталья Павловна, грамотная переписчица, взяла на воспитание внучатую племянницу шести лет, чтобы та не «замирщалась» в семье. Девочку обучали молитвам, пению, славянской грамоте.
Кроме славянской грамоты ученики осваивают и особую манеру чтения — погласицу (мелодическую интонацию, литургическое произношение). Федосеевцы Тонкинского района употребляют разные погласицы для служебного чтения книг разных жанров
и с разной целью. Особая погласица есть для Златоуста, для Евангелия, для Апостола, для Псалтири. Также особой погласицей читается 17-я кафизма Псалтири по усопшему. Как уже отмечалось исследователями, в этой манере просматривается ранняя традиция «литургического произношения» (5).
Все бытующие у федосеевцев музыкальные тексты на крюковых нотах отражают раздельноречие. Во время чтения богослужебных текстов или поучений также обращает на себя внимание характерное «раздельноречное» произношение федосеевцев: они стремятся озвучить все редуцированные в слабой позиции. Предударные и заударные гласные полного образования также редукции не подвергаются. «Якорное Е» читают как [э], не смягчая предшествующего согласного — [лэвъ],
а «ять» и «Е широкое» как [‘е] — [нэч’ест’ив’иjи]. Звук «Г» в сакральных текстах произносится как фрикативный. Такое произношение поддерживается всеми опытными прихожанами и терпеливо втолковывается неофитам. Новообращенных бухгалтеров и учителей духовный отец Макар Иванович снисходительно называет школьницами — не за ученичество,
а за школьную орфоэпию, от которой те не могут избавиться при чтении духовных текстов.
Подобная погласица не встретилась нам у малочисленных филипповцев. Отсутствие этой черты можно объяснить глухотой читавшего респондента (по его меткому выражению, в общине «один глухой, другой слепой, а третий неграмотный»). Федосеевцы указывают на наличие у филипповцев иной, чем у них, погласицы. Во всяком случае вопрос о бытовании данных особенностей чтения у нижегородских филипповцев остается открытым.
Кроме литургического произношения обратили на себя внимание некоторые диалектные особенности в речи федосеевцев. Особую фонетическую форму имеют отчества: Егорьевич, Захарьевна, Авраамьевна, Архипьевна. Мужские имена, от которых они произведены, звучат соответственно: Егорий, Захарий, Авраамий. Но ведь не Архипий же! Форма отчества «Архипьевна» могла появиться по аналогии с предыдущими именами, их полной формой в святцах, которой здесь отдают явное предпочтение. Еще одна характерная черта тонкинской ономастики — все Марьи Мариями никогда не величаются: «Мария — только Богородица.
А Египетская и Магдалыня — обе Марьи. Отсюда и «Марьино стоянье». Были отмечены и другие табу на словоупотребления. Федосеевцы и филимоновцы высказались против уменьшительного называния креста «крестиком», книги — «книжкой». У всех федосеевцев вызывает неприятие слово «кладбище» по отношению к некрополю — захоронения старообрядцев они называют «могилки», а «кладбище» употребляют только в отношении к скотомогильникам. Слову «свеча» (по отношению к сакральному предмету) во всех случаях осознанно предпочитают форму «свеща». Особенности произношения, словообразования
и словоупотребления у тонкинских федосеевцев вполне уместно отнести к явлениям старообрядческой диалектологии.
Несомненно, тесные связи бывших учеников с центрами федосеевцев в Астрахани, Казани и Москве сказались не только
на традиционно высоком уровне духовного образования в тонкинских общинах, но и повлияли на книжный репертуар федосеевских библиотек.
Формирование книжных коллекций федосеевцев в ХХ веке шло централизованно. На это указывают часто встречающиеся
в их библиотеках издания Московского Преображенского богаделенного дома 1910—1920-х гг. По экземплярам, хранящимся
в Тонкинском районе, можно вполне объективно представить объем и направления работы этого издательства. За время экспедиции встретились следующие издания типографии Московского Преображенского богаделенного дома:

• 1. Апокалипсис толковый, лицевой. Хромолитографическое издание, 1913. 1° — 5 экз.;
• 2. Евангелие учительное, 1907. 2°;
• 3. Житие Андрея Юродивого. Хромолитограф. изд., 1913. 4°;
• 4. Ирмосы на крюковых нотах. Хромолитограф. изд., 1912. 4° — 2 экз.;
• 5. Канон Кресту, 1919. 4°;
• 6. Канон на исход души, лицевой, 1921. 4°;
• 7. Канонник большой, 1920. 4°;
• 8. Кормчая, 1914. 2°;
• 9. Минея декабрьская, 1916. 1°;
• 10. Минея четья (декабрь—февраль), 1914. 2°;
• 11. Минея четья (июль—август),1915. 2° — 2 экз.;
• 12. Псалтирь, 1916. 4°. Царь Давид — цветная хромолитография;
• 13. Псалтирь учительная, 1913. 4°, 17 строк;
• 14. Псалтирь учительная, 1915. 4°;
• 15. Сборник творений отцов церкви, 1912. 2° (принадлежал Григорию Крестьянинову);
• 16. Служба в неделю цветоносную, 1911. 4° (6);
• 17. Служба всем русским чудотворцам, 1911. 4°;
• 18. Триодь общая, лицевая, 1913. 2°;
• 19. Шестоднев, 1917. 2°.

Как видно, федосеевские библиотеки были добротно укомплектованы преображенскими изданиями. Наряду с ними в книжных коллекциях встречаются издания Московского печатного двора XVII в. и старообрядческих типографий в Почаеве и Супрасли. Федосеевцы решительно не признают книг единоверческой печати — ими пользуются в последнюю очередь.
Общины федосеевцев пользовались изданиями старообрядческой типографии в Вятке: Канон Паисию, Вятка, 1919. 4°; Канон Уару, Вятка, 1900. 4°. Паисий и Уар — самые почитаемые здесь святые, поскольку наделены благодатью молиться за умерших без покаяния. Многие федосеевцы лишены возможности поминать своих «мирских» родственников, поэтому усердно молятся за них этим двум святым. Медные литые иконы Паисия и Уара занимают самое почетное место на божницах и в иконостасе.
В каждой федосеевской общине имеются певческие книги на крюковых нотах — печатные или рукописные. Все крюковые рукописи пометные, призначные, отражают раздельноречие, датируются концом ХIХ — началом ХХ в. Самый распространенные памятники — Азбука, Ирмологий. (В Нижегородской археографической коллекции ННГУ хранятся полученные в 1985—1986 гг. рукописные крюковые Обиход, Октоих, Праздники, Ирмологии XVIII—XIX вв.)
Традиция чтения «за жертвенник» слов и поучений из Златоуста, Торжественника, Пролога во время «десятошного обеда» повлияла, видимо, на активное бытование этих рукописных сборников. Исследователям удалось познакомиться с четьими рукописными памятниками второй половины ХIХ — начала ХХ в. и сделать их описание. Это Златоуст из 112 слов, Поучения Ефрема Сирина, Торжественник минейный. Последний памятник включает Память святых мучеников Кирика и Улиты. Согласно версии владелицы, Торжественник писали по заказу ее деда в Казани специально для д. Новотонкино, где Кирик и Улита — престольный праздник. Рассказывают также про Златоуст, Торжественник, Пролог, написанные Карпом Митрофановичем
в Худобабкове в двадцатые-тридцатые годы ХХ в. В местных скрипториях создавались в основном сборники полемических
и догматических произведений, тематических выписок. Рукописная традиция существовала на протяжении всего ХХ века,
но последние профессиональные переписчики умерли еще до войны. До сих пор переписываются отдельные каноны (в Б. Устинском), богослужебные тексты, делаются тематические выписки из святоотеческой литературы. Почерк большинства писцов ХХ в., среди которых немало женщин, — подражание полууставу. В отдельные тетрадочки переписывают «Сон Богородицы», «Иерусалимский свиток», другие апокрифы. Встречаются здесь и сборники-конволюты, в которых переплетчик объединил печатные и рукописные листы различного содержания. Одна из респонденток выдвинула версию, что в Тонкине книг писали меньше, поскольку в богатом селе многие имели возможность купить книги. А писались и переписывались книги в Мартяхине, Худобабкове, Бердниках.
Отношение к книге, а особенно к рукописной, у старообрядцев трепетное: «Написать книгу — большая заслуга перед Богом, спасение душе, а если переписал своей рукой — тоже», «замиршоному нельзя книги писать — писец должен молиться
и благословляться. Божество должно распространяться», «книга, которую не читаешь, она как человек голодный. Книга лежать не должна». Перечисляя книги, Макар Иванович Дмитриев повторяет: «Вот чем мы можем подействовать». Часто можно услышать высказывание «лучше солнцу течение престать, чем христианину Псалтырь не читать», в котором угадывается цитата из слова Иоанна Златоуста «Добро ли есть оставити Псалтырь». Рукописный сборник с этим произведением был получен
в Тонкине одной из предшествующих экспедиций.
Среди рукописных находок 1997 г. стоит выделить старообрядческий сборник XIX в. Помещенное в нем «Слово
о добродетелях человеческих» включено в Сборник слов и поучений, который был получен в ходе предыдущей экспедиции
в Шахунском районе (ННГУ № 933616). Рукопись также содержит выписки из Правильника, в которых указываются епитимьи небрежному каллиграфу, изографу и читателю за порчу книг и материалов для их изготовления.
Несомненный интерес представляют выписки начала ХХ в. о странниках и странноприимцах, об истории раскола и о бегунах, проливающие свет на историю полемики федосеевцев с представителями этого согласия.
Следует отметить ряд рукописей начала ХХ века, содержащих «Иерусалимский свиток» и «Сказание о 12 пятницах», на активное бытование которых у верхокамских беспоповцев указывет И.В. Поздеева (7); «Книга Измарагд камень слово о западных родех» (8); «Повесть о покаявшемся бесе», «Повесть о жидовине».
Среди старопечатных книг — один из ранних памятников: Псалтирь 1577 года издания (Александровская слобода, печатник Андроник Тимофеев Невежа).
Всего в ходе экспедиции 1997 г. ИРиСК был получен 31 документальный памятник, из них 26 рукописных. С некоторых наиболее интересных текстов с согласия владельцев были сделаны ксерокопии. Это «Чин самокрещения» (нач. ХХ века), «Ответ Егора Яковлева из Московской Преображенской обители астраханским федосеевцам о разделении поморцев с федосеевцами» (1882)
и другие.
Большинство современных федосеевцев не только дорожат книгой как родительской памятью, но и часто обращаются к ней
в поисках ответа на вопросы. В круге чтения первое место устойчиво занимают Златоуст, Пролог и Ефрем Сирин. Активно читают также Четьи Минеи (киевской печати), Толковый Апокалипсис. Популярны печатные и рукописные стиховники. На вопрос, читают ли «Страсти Христовы», отвечают утвердительно, но саму книгу ни разу не показывали — слишком часто
ее «зачитывают».
Новое поколение федосеевцев (50—60 лет) активно постигает основы христианской догматики, ищет в книгах истолкование старообрядческих обычаев. Должно отметить, что тема эта у вновь приходящих в общину вызывает живейший интерес.
В пристальном внимании к деталям выражается их тяга к самоидентификации. «Братия» и мир различаются для них как сакральное и профанное, а для маркировки служат форма приветствия, одежда, обычай. Принадлежа одновременно и широкой светской среде, и узкому духовному кругу, старообрядцы более настроены на поиск коммуникантов именно из второй общности. Для них всегда ясен тот комплекс черт (культурный код), что отличает старообрядца.
С одной стороны, тонкинские старообрядцы поразили нас редукцией, а то и утратой жанра этиологической легенды (истолкования обычая или правила). «Так исстари у отцов наших повелось», — стандартный ответ на назойливые исследовательские «Почему?». С другой стороны, заметно стремление молодой части прихожан, постигающих премудрости Предания, найти в духовной литературе истолкование многочисленным обычаям и табу. Выйдя недавно из привычной светской среды, эта часть старообрядцев легко выделяет для себя ключевые особенности в обиходе «братии», и, будучи образованными, молодые прихожане часто толкуют их с рационалистических позиций.
Наиболее часто встречающейся археографам «реконструированной» этиологической легендой для какого-либо запрета является ссылка на поведение Иуды («жидов», распявших Христа, и т.п.): «Мы так не поступаем — так Иуда сделал». Вероятно, источник таких толкований нужно искать в «Страстях Христовых». Тонкинские федосеевцы рассматривают рукобитье как жест, связанный с предательством Иуды: получил деньги — и ударили по рукам. В один ряд с рукобитьем ставится и рукоплескание,
но с совершенно другой мотивировкой: рукоплескали коммунисты на партийных собраниях.
Наблюдения, сделанные в ходе комплексной научной археографической экспедиции, позволили развеять сложившееся в 1980-е представление о беспоповцах как о вымирающем направлении старообрядчества. Активное возвращение к духовной жизни нового, грамотного поколения старообрядцев, перенимающего знания и традиции предков, может стать залогом нового этапа
в развитии старообрядчества. От катастрофизма и ожидания последних дней многие представители общин переходят
к деятельному духовному строительству. Современные духовные лидеры старообрядцев изучают историю раскола, собирают книжные коллекции. Они по-своему заинтересованы в исследовательской работе, и сотрудничество с ними по сохранению древнерусского историко-культурного наследия обещает быть перспективным.

Примечания
[1] См., например: Бегунов Ю.К., Панченко А.М. Археографическая экспедиция сектора древнерусской литературы в Горьковскую область// ТОДРЛ. Т. XV. М.-Л., 1958; Бударагин В. П. Экспедиция в Горьковскую область// ТОДРЛ. Т. XXXVII. Л., 1983.
[2] Галицкая Е.В., Пудалов Б.М. Археографические экспедиции в Уренский и Тонкинский районы Горьковской области// ТОДРЛ. Т. XLIII. Л., 1990.
[3] Новикова Л.Н. Престольный праздник у нижегородских старообрядцев.
[4] Клочкова Е.С. Унификация духовного строительства в общинах федосеевцев Тонкинского района: предпосылки и результаты (по материалам археографической экспедиции ИРиСК 1997 г.).
[5] Сморгунова Е. М. Лингвистические проблемы в археографических исследованиях (языковые особенности русского старообрядческого населения)// Русские письменные и устные традиции и культура. М. 1982. С. 81.
[6] Получена в дар экспедицией ГГУ 1987 г. (Гор-87 № 256, ННГУ № 933574).
[7] Поздеева И.В. Продолжение традиции: книжная культура старообрядческого Верхокамья// Мир старообрядчества. Вып. 3. Москва—Бородулино, 1996. С. 28.
[8] «Слово о западных родех» зафиксировано нижегородскими археографами в составе пяти рукописных сборников, три из которых ведут свое происхождение из Тонкинского района, один получен в 1987 г. в Воскресенском р-не, один фрагмент — среди единичных поступлений 1997 г. (место бытования не установлено). Отсылка к «Измарагду» в названиях имеет варианты: «Книга Измарагд глава 93», «Книга Измарагд камень глава 1 слово 93». Это произведение не входит ни в одну из выделенных редакций сборника «Измарагд» (см.: Пудалов Б.М. Сборник «Измарагд» в русской письменности XIV—XVII вв.// Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. Вып. 3. Ч. 2. М., 1990). По мнению Б.М. Пудалова, любезно оказавшего нам консультационную помощь, это произведение заслуживает детального исследования, поскольку может рассматриваться как характерное для местной старообрядческой рукописной традиции.

Библиографическая ссылка: Белякова М.М., Новикова Л.Н. Археографическая экспедиция к старообрядцам-федосеевцам в Тонкинский район Нижегородской области//Вестник РГНФ. 1998. № 1. С. 183—192.

[*] Верующие встречают икону низким поклоном и ее проносят над их головами.