Федосеевцы, филипповцы, филимоновцы

Нижегородские археографы продолжают исследования в северных районах области — Уренском, Тонкинском, Шахунском (1), — значительная часть населения которых принадлежит к старообрядцам-беспоповцам филипповского и федосеевского согласий. На протяжении нескольких лет ведется изучение компактной федосеевской общины п. Сейма Володарского района (2). В отличие от сейминских старообрядцев, переселившихся из Владимирской губернии в прошлом веке, старообрядцы федосеевского и филипповского согласий проживают в Урень-крае на протяжении почти трех столетий.
Как следует из рукописных источников, в частности, из «Родословия филипповского согласия», филипповцы и федосеевцы населяли северо-восточный регион Нижегородского края уже в 20—30-х гг. XVIII в. и напрямую были связаны с Выговским Даниловым монастырем. «Согласно «Родословию», еще в 20-е гг. XVIII в. в Поморье жили «уреньские поместные жители», многие из них находились в Даниловом монастыре к моменту ухода оттуда Филиппа. Покинув монастырь вместе с Филиппом, уренцы вернулись в родные места (1739)» (3). Споры филипповцев с федосеевцами о первенстве в заселении Уренского края отражены в «Грамоте Петра Игнатьевича и других поморских отцов против федосеевцев»: «А инии от Данилова монастыря на Урень бежали от того же тропаря, который от Филиппа, а которые от монастыря на Урене были до федосеевых, а когда федосеевы пришли, тогда учинился раздор» (4).
Бурная полемика, развернувшаяся во второй половине ХVIII — начале XIX в. между федосеевцами и филипповцами, «в которую были вовлечены старообрядцы от Вятки до Тюмени» (5), не могла не затронуть старообрядчество Урень-края. Следы этой полемической традиции мы находим в рукописных памятниках, бытовавших здесь на протяжении всего ХIХ в. Как следует из этих источников, не все однозначно приняли постановления Московского собора 1811 г., примирившего федосеевцев с филипповцами (6). Живущие по соседству в Тонкинском и Шахунском районах филипповцы и федосеевцы осознают близость своей обрядности. И те, и другие не принимают на моленье супругов, в «братию» вступают через пост и Правило (ежедневно отмаливают по несколько лестовок), разделяют посуду на «мирскую» и «христианскую». Главным обрядовым отличием согласий служит отсутствие у филипповцев чина отрицания, произносимого при крещении. Устная история утраты этого чина отражает происходивший в прошлом веке процесс объединения федосеевцев с филипповцами. Федосеевцы отмечают: «Раньше, когда «пристанские» (местное название филипповцев — от д. Большая Пристань) крестили с отрицанием, у нас их принимали без перекрещивания, через пост и Правило». Как следует из филипповской рукописи, собор 1811 г. предписывал именно так принимать федосеевцам филипповцев: «Бывый собор в Москве у филипповых с федосивыми в лето 7319, и положились, что друг от друга не крестить, точию нам положено поститься. А Федосеи отступилъ от поморьскых 7102 году [ошибочно вм. 7202 г.?]. А нынешнее настоящее время 7326» (7). По словам бывшего наставника филипповцев, чин отрицания у них был, «да вот куды и когда делся — никто сказать не может».
Среди других отличий филипповцев федосеевцы указывают почитание деревянного резного Голгофского креста выговского типа — «они на гладкий крест молятся», особый способ ношения платка «на роспуск» — когда завязываются под подбородком все четыре угла.
Небольшая община филипповцев существует в Шахунье, но большинство ее членов — выходцы из Тонкинского района. «Духовные отцы» общины традиционно поддерживают связь с Вяткой (Кировом), где до сих пор происходят соборы. Последний из них состоялся в марте 1996 г., на нем присутствовали шесть «духовных отцов», а одним из основных вопросов обсуждения было отношение к браку — можно ли молиться за мирских супругов. Дело в том, что взгляды когда-то самых радикальных и непримиримых филипповцев существенно меняются под воздействием нового поколения «духовных отцов», пришедших к руководству общиной из «гущи светской жизни». Одно-два высших образования, а то и ученая степень некоторых из участников соборов в Вятке определяют толерантность современных филипповцев, от которых теперь можно услышать, что «и никонианин может быть более верующим, чем старообрядец». В последние годы «духовные отцы» не только принимают на исповедь мирских супругов, но свой долг видят в пастырской деятельности — духовной беседе, наставлении детей, молодоженов и супругов. Подобные беседы участника соборов и бывшего «духовного отца» (отошел от дел ввиду полной слепоты) Михаила Филипповича имели счастье прослушать и члены экспедиций ИРиСК. Необходимо отметить мастерски построенную дидактику беседы, глубокий психологизм ее, блестящее знание духовником русской истории и литературы. В беседе о нашем времени он ссылался как на Житие Сергия Радонежского, так и на дневниковые записи М. Горького (Михаилу Филипповичу 77 лет, он бывший инженер-авиастроитель). Спорным остается вопрос, с какого времени «духовные отцы» филипповцев стали благословлять браки. Ввиду полного отрицания священности брака как филипповцами, так и федосеевцами, их «духовные отцы» считают его делом сугубо личным, семейным — благословляют молодых только родители. Единственное указание на благословление брака «духовным отцом» в моленной прозвучало от Михаила Филипповича в рассказе о его собственном браке, происходившем в с. Большая Пристань Тонкинского района, и о браках, благословленных им самим.
Процесс формирования современных беспоповских согласий Тонкинского, Шахунского и Уренского районов не закончился разделением филипповцев и федосеевцев, а продолжался до середины ХХ в., когда местные федосеевцы оказались разделены на три близкие, но самостоятельные ветви — казанских, московских и филимоновцев. Сходное явление наблюдалось во второй половине ХIХ в. среди поморцев Вятки и Верхокамья, разделявшихся на местные согласия, — ионовцев и васинцев (8), деминцев и максимовцев (9). Вопрос о точной датировке подобного разделения федосеевцев в Урень-крае остается открытым и требует дополнительных документальных свидетельств.
В рукописных сборниках федосеевцев широко представлены полемические произведения против страннического, или бегунского, толка, активные споры с представителями которого происходили в Тонкинском районе в 1910—1920-х. Поэтому нельзя исключить и влияние бегунов-странников на формирование взглядов современных федосеевцев. На данном этапе исследования вопрос генезиса местных ветвей федосеевцев невозможно решить без обращения к устным свидетельствам, воспоминаниям старшего поколения старообрядцев-беспоповцев, без детального анализа конфессиональных, обрядовых особенностей.
Пристального внимания исследователей заслуживает Тонкинский район, ставший колыбелью для большинства беспоповских общин. Федосеевское согласие представлено здесь всеми тремя ветвями: московской, казанской («крепкий соглас») и ветвью филимоновцев. Представители всех трех согласий федосеевцев называют себя «однокупельниками», а переход из одного в другое не требует перекрещивания и осуществляется через «начал» или епитимью (в зависимости от строгости). Респонденты не раз указывали на близость этих трех направлений и приводили многочисленные примеры перехода из одного в другое.
Основным вопросом, разделяющим федосеевцев на московских и казанских, стало разное отношение к браку. Полемические сборники, посвященные вопросу о браке, широко распространены в Тонкинском районе и отражают разброс точек зрения федосеевцев — от радикального исключения брака до позиции «новоженов». Федосеевцы казанские принимают на общее моленье (в «братию», с «христианскими») только овдовевших и вынесших Правило и епитимью членов общины. При живом супруге требуют непременно развода и раздельного проживания стариков. Федосеевцы московские прежде тоже строили на усаде отдельное жилье для одного из престарелых супругов, но с некоторого времени стали принимать в «братию» стариков, живущих под одной крышей. Время, когда стали допускать подобную слабость, респонденты указывают по-разному: от 25 до 50 лет назад. Но более вероятным представляется, что московские и казанские федосеевцы существовали как разные направления еще в конце прошлого века, ориентируясь, соответственно, на Московское Преображенское и Казанское общежительства. Об этом свидетельствуют такие косвенные факты, как упоминание разных духовных лидеров согласий начала ХХ в., получивших духовное образование в Москве, Астрахани или Казани, а также история отделения филимоновцев.
Филимоновцы полностью идентифицируют себя с федосеевцами московскими, в качестве единственного различия с ними указывая отношение к благам цивилизации. Причиной отделения называют нежелание «духовного отца» ехать для благословления в Москву, в Преображенскую общину, на транспорте. Произошло это в 1930-х, еще до войны. А позже, по тем же соображениям «за благословением пешком в Ноли ходили» (в г. Нолинск Кировской области). Одна из самых грамотных и старейших федосеевок указала 1946 г. как время окончательного разделения федосеевцев московских и филимоновцев. И теперь филимоновцы стараются избегать транспорта, лекарств, электричества, а огонь добывают только кресалом. Кроме отношения к цивилизации филимоновцев отличают и некоторые обрядовые особенности: единственные из всех федосеевцев они варят кутью (московские, казанские, да и филипповцы тоже, крупу оставляют сырой), покойника кладут головой, а не ногами к иконам. Старшее поколение московских федосеевцев вспоминает, что и у них прежде были такие правила, «но потом догадались — изменили».
При сильном численном различии федосеевских общин структура их везде одна и та же. Во главе общины стоит «отец духовный», в обязанности которого входит исполнение всех таинств: крещение, исповедь, погребение. Ставить «отца» положено собором в присутствии трех «духовных отцов» из других общин, старший из которых и благословляет его. Если община большая, то ставят двух «отцов» — по одному на 20 прихожан. Федосеевцы, как и филипповцы, считают, что большую паству «отцу» не упасти. «Отец духовный» кадит прихожан во время службы, освящает жилище и предметы. Ведение службы не входит в его обязанности — этим занимается «уставщик» или «грамотейка». Их, как и поющих «головщиц», благословляет на труды «отец духовный». Есть в общинах и должность пономаря, который следит за «свещами» и кадилом. Есть обмывальщицы покойных. «Лет 10—15 назад своим собранием разрешили ставить в отцы женщин» — главным критерием для федосеевцев является не пол, а грамотность. Поскольку название сохраняется, возможны курьезные фразы типа «моя сестра у них отцом» (запись О.А. Савельевой, 1992 г.). Характерные для спасовцев юга области названия —«наставница», «матушка» — здесь не употребляются. При наличии в общинах одного-двух старичков нам пришлось встретить лишь одного из них во главе общины, остальные исполняют роль пономарей. Макар Иванович, «духовный отец» большой шахунской общины московских федосеевцев (30—40 прихожан), также не пренебрегает жанром духовной беседы в своей пастырской деятельности. Создается впечатление, что у современных старообрядцев-беспоповцев это чисто мужской жанр. (Примечательно, что филипповцы женщин «духовными отцами» не ставят, хотя бы они и превосходили грамотностью.) Федосеевское общество разделяется на «христианских», «мирских» и «полумирских». «Полумирскими» считаются прихожане, которых «духовный отец» готовит к приобщению, «исправляет» (род института оглашенных). «Пока жить будет муж с женой — блуд творят, — полумирскими могут быть. При собрании не могут молиться. Мирский может покаяться отцу духовному. Сначала исправляет, потом покаяние принимает, добавляет епитимьи». К «мирским» относятся все, крещенные в этом согласии, но питающиеся с семьей из общей посуды.
У тонкинских федосеевцев до сего дня развит институт «упокоивания» членов общины не-родственниками. До недавнего времени настоящий приют для «убожества» содержался Епистимией Васильевной (ум. в 1992 г.). Надо заметить, что практика содержания чужих (подчас — не безродных) старичков и старушек известна всем здешним беспоповцам, как федосеевцам, так и филипповцам. Кроме невозможности пребывать в одном доме с бывшим супругом уходящими на содержание стариками движет боязнь «замирщения» в одной посуде с мирскими родственниками. В доме «христианских» они чувствуют себя свободней — там вся посуда «христианская» и нет соблазнов в виде радио и телевизора. По мнению Е.С. Клочковой, традицию «упокоивания» единоверцев можно связать и с влиянием некогда существовавшего здесь согласия странников, или бегунов. Странноприимство, как известно, рассматривалось ими как христианский долг «оседлого» единоверца.
Самой малочисленной можно назвать общину казанских федосеевцев. «Крепкий соглас» насчитывает не более десятка прихожан, преимущественно вдовых, 80—96 лет. Своего «духовного отца» казанская община не имеет — нет кандидатуры, но имеет сильного духовного лидера 58 лет, держащего связь с молодыми лидерами федосеевцев Москвы и Казани, активно занимающегося духовным строительством и просветительством. Община филимоновцев насчитывает не более 15 человек, рассеянных по разным селам. «Духовный отец» их приезжает по праздникам и для исполнения треб из Шахуньи. Вопрос о слиянии с общиной московских федосеевцев поднимается ими скорее в шутку: все филимоновцы уверены, что умрут в своей вере.
Согласие московской ветви — наиболее многочисленное. Возраст самых молодых членов «братии» — 57—60 лет. Как и у всех федосеевцев, к «братии», или «христианским», принадлежат только вынесшие Правило и прекратившие супружеские отношения члены общины. «Мирские», живущие семейно и питающиеся из общей посуды, имеют право присутствовать на молении, но не крестятся и не поют с «братией». Обычно на праздники в Тонкине и крупных селах собираются 40—50 прихожан.
Исследователям, за годы экспедиций привыкшим наблюдать необратимую редукцию и вымирание изолированных беспоповских общин (поморских, спасовских), ситуация в Тонкинских общинах московских федосеевцев представляется уникальной и обнадеживающей. Это согласие отличается редкой для беспоповцев централизованностью: тесно связаны между собой не только все сельские общины Тонкинского района, но и поддерживаются связи с общинами Шахуньи и Шахунского района. На престольный праздник, на похороны обычно приезжают в село не менее 10—15 федосеевцев из соседних деревень. За правило здесь считается, что в престольный праздник службу ведет именно гость. Общины активно пополняются вышедшими на пенсию представителями сельской интеллигенции — учителями, экономистами. Восстанавливается и развивается институт учительства: славянскую грамоту осваивают как дети, так и взрослые члены общины.
Характерной чертой для нового поколения старообрядцев-беспоповцев (50—60 лет) является сильное стремление к конфессиональной самоидентификации. Для определения собственного согласия среди множества очень сходных и соседствующих они активно постигают основы христианской догматики, ищут в книгах и преданиях истолкование старообрядческих обычаев. Тяга к самоориентации выражается у них в свойственном всему старообрядчеству пристальном внимании к деталям. А для различения и маркировки «братии» и «мира» (сакрального и профанного) служат форма приветствия, одежда, обычай — тот комплекс черт, или культурный код, что отличает старообрядцев. С помощью него они вычисляют коммуникантов из своего духовного круга. «Смотрю — сарафаны, пояса наши и лестовки похожие. Я поздоровалась с ними по-старообрядчески: «Здорово живитё!» — так описывала свою встречу с единоверцами в г. Нафталане одна из федосеевок.
Возможно, поэтому в среде нового поколения старообрядцев наиболее актуализованным оказался жанр изолирующей по функции легенды, смысл которой — в принижении, приближении к миру инфернальному представителей близкой, но другой религиозной группы. С помощью подобного текста можно «застраховать» себя и членов своей общины от соблазна перейти в общину соседей. Во всех этих рассказах присутствует сакрализация со знаком минус.
Филипповцы, например, излагают свой взгляд на разделение с федосеевцами, не признающими выговского креста, так: «Два брата были родных — Филипп и Феодосий. Федосей соблазнился, что Филипп продолжает соблюдать поучения всех соборов. Он решил — непоклонение деревянному кресту. Вышли братья со спора — Федосей упал на пороге и умер! Ведь на деревянном кресте был распят Исус Христос!» Характерным в легенде является выбор места для смерти Феодосия — на пороге, в маргинальном положении. Смерть, достойная еретика. (Согласно легенде, записанной у спасовцев, противник Николая-угодника еретик Арий, например, тоже погибает после Вселенского собора в отхожем месте.) Само название «гладкий крест», в свою очередь, выражает иронию федосеевцев над святыней филипповцев. Но большей мифологизации подвергается факт отказа филипповцев от чина отрицания. Сообщив, что филипповцы не отрицаются при крещении, федосеевцы уточняют вполголоса, что не отрицаются-то от сатаны и дел его: мол, «отрицаешься ли от сатаны и дел его?» — «Не отрицаюсь», — отвечают.
С одной стороны, в среде старших федосеевцев Токинского и Шахунского районов редко можно услышать этиологическую легенду, объясняющую обычай или правило. Многие их объяснения сводятся к фразе «так исстари у отцов наших повелось». С другой стороны, молодая и образованная часть прихожан настроена на поиск истолкования многочисленных обычаев и табу. Легко выделяя для себя ключевые отличия в обиходе «братии», они часто толкуют их с рационалистических позиций, нередко прибегая к явным реконструкциям.
Ссылка на поведение Иуды или «жидов», распявших Христа», вероятно почерпнутая из «Страстей Христовых», является самым распространенным объяснением для какого-либо запрета: «Мы так не поступаем — так Иуда сделал». Например, тонкинские федосеевцы связывают рукобитье с жестом Иуды, предающего Христа: получил деньги — и ударили по рукам. Однако рукоплескание отвергают с другой мотивировкой — аплодируют коммунисты на партийных собраниях.
По-разному объясняют беспоповцы и назначение янтарных бусин на гайтане по сторонам от креста. Часть респондентов видит в них профилактическое средство от базедовой болезни, другие верят в силу янтаря-оберега: «Никакая ворожба не пристанет».
Несмотря на утрату в большинстве случаев этиологической легенды, федосеевцы сохраняют традицию мифологического (библейского, апокрифического) истолкования своего отношения к различным стихиям. Сходное отношение к разным стихиям и его истолкование позволяет как выделить общие моменты в духовной культуре беспоповцев разных согласий, так и дифференцировать их по этому признаку.
Чтобы освятить купленную или оскверненную посуду, ее достаточно окунуть в проточную воду. Чаще всего носят на реку. В реке освящают даже купленную в магазине рыбу. «Вода в реке — каждое мгновение ее Святой Дух освящает», — говорят федосеевцы и филимоновцы в Тонкине и Двоеглазове. Проточной водой освящают любые предметы. Филимоновец из Тонкино так изложил историю разделения с федосеевцами: «Два духовных отца расспорились, слово за слово — и поругались. Федосеевцы пошли мыть иконы на реку». (Считают, что еретик или иноверный оскверняет христианскую икону, крестясь на нее, поэтому божницы прикрыты занавесью.) Возможно, сакрализация речной воды связана с образом реки Иордан или с апокрифическим представлением о райских реках, питающих земные (10).
Для освящения колодезной воды в колодец вливают воду из проточного источника. Холодную колодезную воду филимоновцы используют для крещения младенцев, даже больных. Федосеевцы предварительно дают воде нагреться в доме. И те, и другие обязательно расскажут «бытовое чудо», связанное с выздоровлением после крещения в ледяной воде тяжело больного младенчика. Сюжетная канва этого редуцированного «чуда» типична: против воли отца-маловера (или других родственников) ребеночка, находящегося на грани смерти, мать отдает крестить в ледяной воде. После крещения ребеночек засыпает, жар у него спадает, появляется аппетит. Примеры приводятся из собственной биографии, а потому рассказы пестрят реалистическими подробностями и лишены элементов сверхъестественного. Зато во всех случаях явно проглядывает открыто дидактическая интенция респондента убедить маловеров в безвредности и даже целебности таинства (что «духовным отцам» проделывать приходится часто). Сверхъестественное объяснение было записано только один раз: «Когда в пруду или реке в холодной воде крестят ребенка, то сходит ангел с небес и делается вода для ребенка теплая».
По представлению филимоновцев, женское окровавленное белье должно быть постирано не позднее трех дней, «как и покойника хоронят». В противном случае приключатся опасные женские болезни. Филимоновцы сохраняют архаичную веру в симпатическую связь между кровью и организмом. Само тело женщины после трудных дней должно пройти ритуал очищения-омовения. Делается омовение с головы крестообразными движениями руки по телу и носит чисто символический характер (не заменяет гигиеническую процедуру и не заменяется ею). После очищения филимоновка, принадлежащая к «братии», снова может браться на службе за сакральные предметы: книги, свечи, кадило. А посещать службу во время месячных всем федосеевкам не возбраняется.
Стихия огня особо сакрализована у филимоновцев: «При электрé не молимся». В моленных филимоновцев освещение признается только от свеч, электричество не проведено. Электричество попадает в разряд вещей, не сотворенных Богом, а придуманных и сделанных людьми. «А вот христиане ли эти люди, неизвестно» (запись Е.А. Бучилиной). Для зажигания открытого огня дома используют кресало, камень и трут. Объясняют таковой обычай реконструированной, видимо, уже в ХХ в. Старообрядцами-книжниками легендой, в которой переплелись естественнонаучные и мифологические представления. Сперва не знали первобытные люди огня, потом добывали его трением или от зажженного грозою дерева и по очереди поддерживали костер. Один человек не уберег огня, заснув у костра. Обнаружив проступок, племя решило сжечь несчастного (на каком огне, не ясно. — Л.Н.). И тут раздался голос с небес: Ангел Господень приказал им отпустить преступника, а взамен сбросил камешки для высекания огня и научил ими пользоваться. Федосеевцы московские свечи и кадило разжигают также не от спичек, но от лучинки, зажженной спичкой. Спички отвергаются по причине содержащейся в них серы, присущей Геенне огненной.
В общине федосеевцев московских кутью не варят. Ее приготавливает «отец духовный» из 40 зерен пшеницы, трех ложек воды, ложки меда; ставят во время панихиды под образа со свечой. После отпевания ее съедает только «отец духовный» (иногда и «незамирщенные» дети). Отказ от термической обработки кутьи объясняют евангельским образом: зерно должно быть живым и способным дать всходы, поэтому огонь не должен коснуться его. Филимоновцы же кутью варят. Объяснение этому один из них долго искал в книгах и нашел евангельское: «Христос-то ведь умер и воскрес, значит, и наши вареные зерна прорастут».
Все продукты в представлении федосеевцев разделяются на «христианские» и «светские». Только «христианскими» продуктами можно подавать милостыню — чаще всего в этой роли выступает хлеб. Он прошел через очищающий огонь и не требует освящения. Выпекая хлеб, филимоновцы не употребляют дрожжи, считая их сырьем для получения спирта и вина — греховных продуктов. Вместо дрожжей используют медовую закваску. Мед всегда предпочтительней другой покупной «присласти», его разрешено употреблять в пост. Конфеты не признаются из-за содержащегося в них кофе. К «нехристианским» предметам, которыми нельзя подать милостыню, относится и мыло. Объясняется это сложным логическим построением: «Мыло делается из конины, а конину не едят: она считается нечистой, поскольку конь — единственное животное, имеющее такое же рассеченное копыто, как и бес».
Разнородная конфессиональная структура — наличие общин одного согласия, но разных толков — отличает Урень-край от других регионов Нижегородчины. Нечто подобное отмечали археографы БАН у федосеевцев Вятки: «Разделения происходили часто, по самым незначительным, на первый взгляд, поводам. Предлогом раздела общины могли стать и амбициозные устремления местных зажиточных благодетелей, и спор двух местных грамотеев о тональности выпевания той или иной музыкальной фигуры, и несходство представлений о близящемся конце света, и многое другое. В случае раздела приверженцы вновь образованных общин особенно ревностно подчеркивали верность тезисам, послужившим поводом к разделу. Это способствовало и появлению интереснейших полемических сочинений, и формированию особо специфических форм роспевов, и складыванию своего репертуара духовной поэзии. Даже в настоящее время, после многих десятилетий духовного безвременья, следы (но именно следы, не более) прежних споров еще проглядывают в ходе бесед с потомками противостоявших некогда групп» (11). Следует лишь отметить, что результатом споров и разделений нижегородских беспоповцев филипповского и федосеевского согласия явилась не только богатая полемическая традиция, ключевой вопрос которой — отношение к браку, но и настоящий кладезь фольклорных сюжетов, питающий плодоносящее древо народной фантазии. За развитием традиции истолкования своих и чужих верований и обрядов в письменной и устной культуре старообрядцев предстоит наблюдать еще долгие годы.
Естественным продолжением исследований конфессиональной структуры и культуры нижегородских беспоповцев представляется изучение их прошлого и настоящего в сопоставлении с синхронными или сходными процессами и явлениями у беспоповцев Верхокамья, Вятки, Усть-Цильмы и других регионов, где формирование старообрядческих общин шло сложным путем и наряду с местными чертами имело много общего.

Приложение

Примечания
[1] Селения современных Уренского, Тонкинского и Шахунского районов вошли в Нижегородскую губернию из Костромской в составе Варнавинского и Ветлужского уездов в 1922—1923 г.
[2] Грицевская И.М. Изустная история сейминских старообрядцев-федосеевцев// Мир старообрядчества: книга, традиция, культура. Вып. 6. Москва—Бородулино, 1998.
[3] Мосин А.Г. Исторические сочинения старообрядцев Вятского края во второй половине XIX — начале XX в.// Общественно-политическая мысль дореволюционного Урала. Свердловск, 1983. С. 108.
[4] Опубликована Е.М. Сморгуновой, см.: Рукописи Верхокамья ХV—XX вв. Каталог. М., 1994. С. 237—238.
[5] Поздеева И.В. Продолжение традиции: книжная культура старообрядческого Верхокамья// Мир старообрядчества: книга, традиция, культура. Вып. 3. Москва—Бородулино, 1996. С. 9.
[6] См.: Послание от лица Ефрема Ивановича, 1818 г. Сборник, рукопись XIX в., ННГУ № 933616. Л. 85—91 об. (далее — ННГУ № 933616); Ответ Егора Яковлева из Московской Преображенской обители астраханским федосеевцам о разделении поморцев с федосеевцами, 1882 г. Рукопись посл. четв. XIX в. (ксерокопия ИРиСК-97) и др.
[7] Сборник смешанного состава. Вторая половина XIX в. 8˚, 147 л. — ННГУ, № 933616. Л. 85.
[8] Мосин А.Г. Исторические сочинения старообрядцев.
[9] Поздеева И.В. Продолжение традиции…
[10] От берегов Босфора до берегов Евфрата// Антология ближневосточной литературы I тысячелетия н.э. М., 1994. С. 37.
[11] Амосов А.А., Бубнов Н.Ю., Петрова Л.А. Полевые поиски на Вятке археографов БАН СССР в 1986—1988 годах// К истории книжной культуры Южной Вятки. Л., 1991. С. 31